Ждали мы этого долго.
Вначале ожидание было похоже на просто мечты, типа «а здорово бы было» или «жаль,
что мы пока не можем». И вот, наконец, этим летом — свершилось. Теперь по порядку.
Первые симптомы заболевания под названием «сплав по реке Лена» проявились
сразу — в 91 году. Как только стих шум вертолета, высадившего нас на галечной
косе где-то в отрогах Байкальского хребта, нам стало понятно, что местность
вокруг нас заражена крайне опасной для городского человека болезнью – неизбывная
тяга в пампасы. Данное заболевание характерно своими рецидивами, которые с
частотой раз в год начинают зловеще проявляться в середине лета. Не обошла
эта учесть и нас. Каждое лето мы стали приезжать в Сибирь и с упорством маньяков
проходить маршрут — Иркутск – Ангара – Байкал – верховья реки Лена. Проходя
как бы ежегодный курс лечения от столичной суеты.
За несколько лет путешествий мы пришли к оптимальной схеме достижения заветных
мест. В Иркутске арендуется небольшой теплоход, который за сутки с небольшим
способен дойти до метеостанции Солнечная. От этого места по дну ущелья «Солнечная
падь», через одноименный перевал идет древняя тропа к истоку реки Лена.
Пешая часть маршрута наиболее утомительна своей протяженностью, набором высоты
и тяжестью багажа, неизменной частью которого является надувной плот. Каждый
раз, преодолевая крутые взлеты тропы, ловишь себя на мысли, что работать носильщиком
в Непале удел неслабых духом людей. Каких-нибудь шесть часов прогулки с рюкзаками,
и ты на перевале. За спиной остается Байкал, впереди широкая долина со множеством
карстовых озер и текущими отовсюду ручьями, из которых берет свое начало великая
русская река.
Лесотундровая долина верхней части реки заканчивается примерно в 30 км от
истока. Далее река устремляется в узкий каньон с водопадами, прижимами и перекатами.
Иногда вертикальные стены устремляются вверх на сотню метров. За тысячи лет
река промыла в скалах гроты, попадая в которые чувствуешь себя не слишком уютно.
Каньон заканчивается так же стремительно, как и начинается. В этом месте река
внезапно вытекает в тайгу и остается таежной, аж до конца маршрута длиной в
260 километров.
По принятой в России категории сложности сплавных рек верховья Лены оцениваются
в 3 балла (из возможных шести), поэтому реальной угрозы, находясь на плоту
водоизмещением около тонны, мы не испытывали. Правда в самом начале маршрута
есть непроходимый для нашего плавсредства водопад, созерцание которого с лихвой
компенсирует все неудобства по обносу вещей и плота. В этом месте проходит
граница скальных плит, и река с грохотом падает вниз, поднимая клубы водяной
пыли на несколько метров. Далее прохождение препятствий требует элементарного
внимания и слаженных действий экипажа.
Лень, наша неотъемлемая национальная черта, явилась безусловным стимулом нашего
прогресса. Лень было сходить в Московский турклуб и взять там лоцию, поэтому
пришлось ее делать самим. А так как лень делать записи и пользоваться компасом,
пришлось купить диктофон и GPS (Global Position System) навигатор. С приобретением
данного набора аппаратуры сплав хоть и стал приобретать характер компьютерной
игры «бродилки», но зато отпали проблемы с планированием своего досуга. Мы
всегда знали, каково наше отставание от графика и сколько времени займет дорога
до следующей стоянки.
Обустройство самих стоянок требовало минимум времени и трудозатрат. На берегах
полно дров разного калибра, готовых к употреблению без участия топора и пилы.
Как только готов очаг и первый котелок стоит на огне, все бросаются ставить
палатки и втаскивать туда спальники, дабы уже не отвлекаться от предстоящего
ужина и ночных посиделок с байками за жизнь. Что касается нашего рациона, то
он во все времена складывался из даров магазина, леса и реки. В магазине покупалось
основная часть продуктов, лес спонсировал нас грибами и ягодами, а река служила
поводом для приобретения навыков рыбной ловли на блесну. После прохождения
горной части реки рыбалка становилась основным развлечением, поэтому все подходили
к ней весьма серьезно. В отличие от рек Дальнего Востока, где в путину рыбу
можно ловить руками, на Лене этот процесс требует определенных навыков и знания
особенностей поведения рыбы при разном состоянии окружающей среды. Знания эти
выстраивались крайне медленно, в основном из личного опыта и общения с местными
рыбаками. Вскоре стало понятно, что без качественного скачка в изучении водной
среды нам не обойтись.
Идея погружения в столь интересном районе всегда лежала для нас на поверхности,
и именно она подвигла нас на серьезное освоение подводного плавания. Благо
в тот момент сложилась классическая ситуация ловца и зверя. Роль последнего
выпала на подводный клуб «Дайвинг», объединяющего под своим крылом прекрасных
людей, с успехом совмещающих две темы: погружения с аквалангом и подводную
охоту. Это идеально подходило для нас и мы стали завсегдатаями бассейна ЦСК
ВМФ, день за днем приобретая бесценный опыт нахождения в несвойственной среде
обитания.
Приоритетом, конечно же, был Байкал.
Особой надежды увидеть там райские кущи мы не питали. Плоское каменистое дно
с редкими пятнами пресноводной губки шло куда-то в даль. Изредка мы замечали
стремительные перемещения бычков, спасавшихся от нас под камнями. Другой рыбы
мы просто не замечали, хотя, всплывая на поверхность, повсеместно видели всплески
— верный признак присутствия охотящегося на летающих насекомых байкальского
хариуса. Зная, что шельф на северных берегах озера очень короткий, мы решили
пощекотать себе нервы и подплыть к краю пропасти. Судя по корабельной лоции,
глубина в ста метрах от берега была аж 650 метров. Так как аквалангов у нас
действительно не было, пришлось плыть по поверхности вглядываясь в толщу воды.
Вдруг серовато-голубой цвет дна сменился на что-то зловеще-темное. Продышавшись
как следует, мы спускаемся на шестиметровую глубину к самой кромке обрыва.
Ощущение, прямо скажем, было гнетущим: гладкая стена разлома вертикально уходила
в бездну, не неся на себе признаков жизни. Тем не менее, отметка была сделана,
мы увидели подводный Байкал, зрелище интересное, но суровое. Далее по плану
шло погружение в прибрежное озеро, но начавшийся дождь спутал карты и мы приступили
к постройке лагеря и разведению костра, отложив заплыв на темное время суток.
Любое ночное погружение таит в себе особый интерес. Когда обозримое пространство
ограничено узким лучом фонаря, многие вещи начинают восприниматься гораздо
острее. Спустившись в воду, мы долго продирались через густые заросли водорослей,
пока не добрались до глубокой части озера. Здесь растительность не достигала
поверхности и чередовалась с участками свободного дна. Каждый из таких участков
напоминал аквариум, густо населенный крупным окунем. Свет фонаря вводил рыбу
в коматозное состояние, и она не совершала никаких попыток ускользнуть от надвигающейся
на нее неизвестности. Желания стрелять по неподвижным объектам у нас не было,
и мы продолжили обследовать акваторию. Через некоторое время мы оказались в
дальнем конце озера, который плавно переходил в узкий замкнутый карман. Количество
мальков, окружавших нас со всех сторон, наводило на мысль о возможной близости
щуки. И точно, прямо из-под нас выскочила и скрылась в темноте зеленая в светлых
пятнах торпеда. Оставалось только цокнуть языком и расслабиться. Вдруг я увидел,
что мой друг резко остановился и жестом попросил меня последовать его примеру.
Я перевел взгляд на луч его фонаря и не поверил своим глазам: в каких то двух
метрах от нас абсолютно неподвижно стояли две огромные щуки. Присутствие жизни
в этих реликтовых монстрах было заметно лишь по слабому движению грудных плавников.
Первым охотничий инстинкт проснулся у Гриши, и посему ему было суждено сделать
первый выстрел. На моих глазах пятизубый наконечник гарпуна попадает в жаберную
крышку рыбы и, отскочив, обреченно опускается в ил. Встревоженные таким поведением
чужаков, щуки стали плавно разгоняться, но через несколько метров остановились
и замерли, как ни в чем не бывало. Мой друг подтянул линь и принялся менять
наконечник гарпуна на одинарный. Еще секунда и ружье готово к следующему выстрелу.
На этот раз охотник подплыл к висящим в толще воды объектам еще ближе. Находясь
чуть в стороне и освещая бок рыбы, я оценивал размеры одного из чудовищ. Резкий
звук нарушил гробовую тишину, гарпун незримо вылетел из ствола и устремился
к цели. От удара тело рыбы прогнулось, но не более того. Гарпун отскочил, даже
не поранив щуку. Далее шла немая сцена, во время которой животные, возмущенные
неласковым обращением с собой, растворились во тьме.
Через два дня нам предстояло нырять в бурных водах горной реки. Настоящая
рыбалка на спиннинг начиналась на Лене примерно на четвертый день сплава. Поэтому
существовало мнение, что рыбы в каньоне нет либо совсем мало. Проверить это
решили в первый же день. Остановились мы тогда на живописном повороте реки
у небольшого омута перед высокой скалой. На первый взгляд река была необитаема,
только струйки пузырей проносились мимо моей маски. Я начал вглядываться пристальней
и увидел еле заметное движение у самого дна омута. Это была стайка хариуса,
проходящего вверх по реке в сторону переката. «Есть, есть рыба», — закричал
я и попро сил принести мне ружье. В результате через некоторое время на берегу
лежало пять красавцев. Радости не было предела, мы поняли, что голодными нам
не остаться. В этот же вечер решили опробовать новую коптильню. Она представляла
собой стальной контейнер для стерилизации медицинских инструментов, который
за два дня до отъезда подарил мне наш общий друг стоматолог. Коптильня оправдала
себя с успехом, и уже через час от рыбы остались только косточки.
Второй день в каньоне стал для нас отправной точкой в нелегком деле понимания
реки. После слияния с множеством мелких притоков Лена заметно прибавила в мощи,
теперь любое пересечение потока требовало серьезных физических усилий, а двигаться
против течения было просто невозможно. Ориентиром для нас служило поведение
рыбы, которая тончайшим образом чувствовала любые изменения скорости водных
струй и передвигалась в зонах относительного спокойствия. Таких зон оказалось
великое множество.
В каньоне нашей добычей по-прежнему оставался хариус, но ближе к выходу реки
из гор нам стали встречаться одиночные сиги. Эту красивую сильную рыбу мы видели
доселе только в соленом виде. Ловить сига на удочку или спиннинг дело бесполезное.
Основа рациона этой рыбы – личинки ручейника, сидящие в своих домиках из песчинок
на донных камнях.
В таежной части реки местами массового скопления рыбы становятся древесные
заломы, пользующиеся дурной славой среди туристов-водников. Залом — это идеальное
укрытие для рыбы, более того, он как естественная плотина фильтрует реку, так
что это еще и естественная кормушка. В заломах охотник способен по-настоящему
проявить себя используя различную тактику. Здесь можно, выбрав удачное место,
скрадывать проходящую рыбу, либо поднырнув под залом и проносясь над самым
дном, стрелять с лета. Именно в заломах мы начали добывать сигов, хотя это
было не просто. Сиг — очень осторожен, и если не удавалось застать его врасплох,
он одним взмахом хвоста демонстрировал нам, кто хозяин в реке.
Освоившись более менее с хариусом и сигом мы с нетерпением ждали встречи с
королем этих вод — пресноводным лососем ленком. Но ленков на этом участке реки
не было. Видимо, готовясь к зиме, рыба скатывалась вниз, туда, где начинались
глубокие омуты с практически стоячей водой. Ленок по характеру — отъявленный
хищник. Если молодые особи не гнушаются питаться насекомыми и молодью других
видов, то взрослые рыбы нацелены на крупную добычу. В основном это грызуны,
форсирующие реку в поисках пищи. Днем ленок пассивен и очень привередлив к
выбору пищи, подобрать подходящую блесну — задача не из простых. Ночью же активность
рыбы достигает максимума. На этом основана исконно сибирская ночная рыбалка
на искусственную мышь, овладев секретами которой мы выуживали достойные экземпляры
в прошлых походах.
Впечатлений было хоть отбавляй. Сидя за обеденным столом в глухой таежной
деревушке Чанчур мы наперебой рассказывали друг другу запомнившиеся эпизоды
своих погружений, а отснятые пленки молча хранили их для тех, кто ждал нас
в Москве.
Финальная часть похода заслуживает отдельного рассказа. Дело в том, что поселение
Чанчур в котором мы приводим в порядок себя и снаряжение после похода оставляет
не меньшее впечатление чем природные красоты этих мест. Сама деревня стоит
на месте впадения речки Чанчурки в Лену и некогда была поселением эвенком,
на языке которых Чанчур означает «чистая вода». В насоящее время из коренного
населения осталась одна многодетная семья остальные жители это, приезжающие
сюда посменно работники заповедника. С «Большей землей» Чанчур связан весьма
относительно. Здесь нет, и никогда не было электричества, а единственный путь
по которому люди добираются до сюда является, все таже, река Лена. Все вышеназванные
особенности способствовали сохранению в Чанчуре неповторимой первозданности
сибирской таежной деревни, где весь быт основан на традициях прощлых поколений.
Здесь по прежнему рассматривают тайгу и реку как источник существования, добытую
пищу хранят в глубоких ледниках, а распорядок дня сообразен восходу и закату
солнца.
Раннее утро, плоскодонная лодка везет нас вниз по Лене до первой дороги, ведущей
к цивилизации. Сквозь приятную усталость мы начинаем осознавать, что за эти
две недели узнали о жизни таежной реки гораздо больше, чем за все прошлые годы.
Оставалось бросить в прозрачную воду монетки и с надеждой ждать наступления
следующего лета, когда количество московской суеты перейдет в качество сибирского
покоя.
Тим Тарарин
Фотографии Андрея Каменева
